О, мой почтеннейший издатель, В трудах моих я вижу прок. Уверен, мне простит читатель, – Содрал четырнадцать я строк. Содрал – никак не мог иначе, Без них не мыслил я удачи, Хоть понимаю: плагиат Есть для поэта сущий ад. Да не в строках тех вовсе тема, Мне рифма больше по душе, И в рифме той плывёт уже Моя любимая поэма. Через куплет наступит срок, Сначала ж – пушкинский урок.
2
«Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог. Его пример другим наука, Но, Боже мой, какая скука С больным сидеть и день, и ночь, Не отходя ни шагу прочь! Какое низкое коварство Полуживого забавлять, Ему подушки поправлять, Печально подносить лекарство, Вздыхать и думать про себя, Когда же чёрт возьмёт тебя!»
3
О, сколь знакомая цитата, - Великий пушкинский размах. Так начал он роман когда-то, Известный как роман в стихах. С тех пор осьмое поколенье Роман читает с наслажденьем: Какая рифма, слог какой, Строка как льётся за строкой! Раз прочитав стихи его, Уж без малейшего труда Запомнишь строки навсегда – Стихи пленят тебя всего. …Но вот почти уж двести лет Стихов подобных нет, как нет.
4
Неоднократные попытки Серьёзно взяться за перо Были сродни жестокой пытке: Что ни напишешь, всё старо. К тому ж и ямбы, и хореи Так безнадёжно устарели, Наводит ужасы и страхи Размер старинный амфибрахий. Тому немало есть примеров: Коль есть размер, то непременно Твой стих уже не современный – Теперь все пишут без размера. Тут, хоть умри, – держи фасон… Однажды мне приснился сон.
5
Тот сон приснился мне недавно. …Узрел на болдинской тропе: Поэт – угрюмый и печальный – Цилиндр и трость держал в руке. Заметил я в мгновенье ока: Объят тревогой он глубокой. Он, видно, был с Наташей в ссоре, Иль нагрубил придворной своре, А, может, просто был не в духе – Не шли, не клеились дела – И потому хандра нашла, А, может, снова слухи…слухи. Суров и мрачен был поэт, Не мил ему был белый свет.
6
Подумать только? Пушкин рядом… Ко мне всё ближе, ближе он, – И вот уже могучим взглядом Со всех сторон я окружён. Мне стало вдруг не по себе, Успел подумать о судьбе. Тут он спросил не без усилий: – «Ты что здесь делаешь, Василий?» А я к нему с таким ответом: – «Ты здесь взошёл на пьедестал, Поэтом в Болдино ты стал, Вдруг стану здесь и я поэтом…» Прости, читатель, мне сей слог – Так наш начался диалог.
7
Он недовольно покосился, Как на врагов своих косил, О новостях осведомился, О переменах расспросил. (Узнал до этого он где-то Про наш большой Союз поэтов, Узнал про правила приёма За дверь того большого дома). Потом сказал: «Ты посмотри, И без тебя там очень тесно. Идти в поэты интересно, Когда б их было два иль три!» Добавил, став повыше ростом: – «К тому же стать им так непросто!
8
В ваш век космических полётов Поэтом стали называть Всех недозрелых стихоплётов, Вчера начавших рифмовать. Я вспомнить кое-что посмею: Кто ж не писал стихов в лицее? Стихи сплетал всяк гражданин, В поэты ж вышел я один… У вас теперь ины подходы (Разгадка истины проста – Платить не надобно с листа – Всё испохабили доходы.) А, впрочем, мне ли вас учить, Кому, за что и как платить?!
9
О, если б мне с листа шла плата, Червонец, два – какой пустяк! С Дантесом вместо той расплаты На Невском пил бы я коньяк. Хоть рубль тогда ценить умели И очень скромно пили, ели. Меня ж валили с ног долги, Да вкруг стоявшие враги. Придёшь домой, – Наташа пилит, Детишки плачут, – есть хотят, Как долго ждать, пока простят… Ну, кто такую жизнь осилит? И я тогда поставил цель: Нужна ещё одна дуэль!
10
Винить не надобно Дантеса, Его на «речку» вызвал я – Земли французской мракобеса, Элиты царской холуя. Он мог вполне служить примером Для многих русских кавалеров, В известной мере был умён И свёл с ума немало жён. Средь них могла быть и Наташа, Кто станет это отрицать? Но нет причин и порицать… Сложна мужская участь наша. Невыносимым стал удел, И я совсем ушёл от дел.
11
Так жизнь закончил я до срока И напрочь выбыл из борьбы, Так я попал в объятья рока И стал невольником судьбы. В тоске неведомой, глубокой, Принципиально одиноко Я век с полвеком коротал – И вот опять мой час настал. У вас такие перемены, Что и в гробу не улежать: Вновь можно спорить, возражать, Куда ни глянешь – феномены. Я снова счастлив, что живу, Да не во сне, а наяву!
12
Хочу узнать скорей, дружище, Чем нынче дышит мой народ: Ужель, как прежде, счастье ищет, Да люто ропщет на господ, Вновь критикует все порядки, Во всём находит недостатки, Всегда и всем вновь недоволен, Твердя: «Судьбы иной достоин?» Потом спрошу и про другое, Пока ж на это дай ответы. Сшибить бы нам с тобой карету, Да покатить на Бологое!» И вмиг раздался глас поэта: – «Нужна по-срочному карета!»
13
Тут я промолвил виновато: – «Про транспорт Вам не интересно?» А он ответил суховато: – «Про транспорт ваш мне всё известно!» И в продолженье этой речи: – «Вчера имел уже две встречи. В одной из них (мужик был строгий) Шла речь про транспорт, про дороги. В другой – про культ, про города, Про то, что Пушкина чело Затмило Царское село, Затмило раз и навсегда. У мужиков свои приметы, Но оба, кажется, поэты.
14
Незаурядные особы, Хоть ни один из них не гений. Один представился мне – Роберт, Второй, как мой герой, – Евгений. Роберт – серьёзный, знать, мужчина, Юлить не станет без причины. Ну, а Евгений – тот иной, Прости меня, приятель мой. Непросто мне сказать об этом, Да не сказать вот не могу, Иначе я себе солгу И мне тогда не быть поэтом. Итак, приходит твой черёд – Скажи, чем дышит мой народ?
15
А, впрочем, нет, постой с ответом, Не торопись, – придёт пора. Ещё с одним большим поэтом Едва ль не встретился вчера. Души в нём многие не чают, Поэтом - супер называют, Хоть он, по сути, – архитектор, В нём ничего нет от поэта. Совсем забыв архитектуру, Он не своим занялся делом, Да так нескладно, неумело… Он зря пошёл в литературу. Добро на встречу дать не смог – Мне недоступен его слог.
16
Хоть, как ни странно, он при деле, Его твореньям несть числа. Вот, например, на той неделе Стихи ЛГ преподнесла.* Не поленись, возьми газету И прочитай страницу эту – Воскликнешь в миг: «О, Боже мой» И долго будешь сам не свой. Или страницу из журнала – Про велочека, чекольва, Каких поэзия не знала! Да ладно, Бог с ним! Твой черёд – Чем нынче дышит мой народ?»
17
– «Ну, что сказать тебе, дружище? Не изменился наш народ. Он и сегодня счастье ищет, Да люто ропщет на господ, Хотя господ в помине нету: Они с сумой пошли по свету Годков уж семьдесят тому…» – «Постой, никак я не пойму, Ты что мне голову морочишь, Несуществующих господ Ругать заставишь ли народ, Иль правду молвить мне не хочешь? Не городи мне огород, Скажи, чем дышит мой народ?»
18
– «Пойми меня, мне очень сложно, Меж нами много-много лет. Объять всё с лёту невозможно, Уж ты прости меня, поэт. В те очень давнишние годы Бывали разные подходы… Теперь у нас подход один: Что ни слуга, то – господин! И вот я, кажется, смогу Сказать тебе о самом главном, Что отличает век наш славный: Перед слугой народ в долгу. Слуга – он как бы враг наш общий, Вот потому народ и ропщет!»
19
– «Вот это да! Вот это штука! Как всё похоже на недуги?! Могла ль додуматься наука: Внизу народ, а сверху – слуги!» Вздохнув, добавил тихо-тихо: – «Переменилось всё как лихо». И молвил звонко, громко, бойко: – «О, как нужна здесь перестройка! Видать, громаду катаклизмов Пережила моя страна – Тут не одна прошла война, Не обошлось тут и без «измов». ( Кто мог сказать ему об «изме», О «сталинизме», «брежневизме»?)
20
А, впрочем, нужно ли ему Вещать о сущности явлений? Похоже, вовсе ни к чему, Ведь всем известно: Пушкин – гений. Он гениально видел ход Путей движения вперёд. Уже тогда твердил беспечно: Число формаций бесконечно… Конечной цели быть не может, А коли есть, так что за ней? Пусть тот пророк, кому видней, Найти мне истину поможет. – «Никак теперь мне не понять, Что всех формаций только пять…
21
А что, шестой уже не будет, Поскольку в пятой весь венец? Как страшно всё! Поймите, люди, Тогда ж развитию конец! Неужто в школе не учились, Иль думать вовсе разучились, Россейский ум ужель зачах, Иль потемнело всё в очах? Тут не в науке, вижу, дело, Скорей всего, волюнтаризм – Ещё один проклятый «изм» В борьбу идей ввязался смело. А в целом свете для людей Страшнее нет борьбы идей!
22
С идеей так: коль победила, Сметает всех, кто на пути, - И тех, кого не убедила, И тех, кто с ней готов идти. Тому порукой честь моя, А, впрочем, каждая семья Хранит, как жалкий жребий свой, Зловещий год тридцать седьмой. И для меня тот год особый: Предвидя кровь за сотню лет, Подвёл черту я как поэт – Народ с моим прощался гробом. А через сотню лет рабов Уж хоронили без гробов.
23
Слыхал, немало положили, На миллионы счёт вели, А люди Сталину служили, Да верой в Ленина жили. А люди знали: правда будет, Наступит время, – культ осудят, Хоть слова «культ» тогда не знали. Его вождём народов звали, Стихи и песни – все о нём. Он с людом был везде и всюду, В любую непогодь и стужу, Глубокой ночью, ясным днём. О культе ж не было ни звука, О нём молчала Маркс-наука.
24
Простит меня пусть взор господний, Да только истина стара: С ошибкой нет у вас «сегодня» И без ошибок нет «вчера»… Должно быть проще всё, наверно: Уж коли верно – значит, верно, А ложь – так вынь её, положь, Она всегда должна быть ложь. Когда меня уму учили, Подобных не было проблем, О том смлада твердили всем – Так кодекс чести нам вручили. Быть может, где-то я не в лад – Сменился ж начисто уклад?!
25
Как доброту забыть посмели, Мораль и принципы забыть? …Насколько проще пасть в дуэли, Чем репрессированным быть! Мне все пласты поднять едва ли… Вы от народа всё скрывали, Вам подсказал А. Н. Радищев: «Народ – огромное чудище». Ещё спросить хочу о том, Чего никак мне не усвоить: Ну, как могли вы так построить, Чтоб перестраивать потом? Так долго строить и зазря – Как тут не вспомнить про царя!
26
То ж сплошная неустойка – Дважды на веку ломать. …Перестройка перестройки – Как же это понимать?!» --«Понимать, пожалуй, просто: Это всё болезни роста, Хоть сказать сочту за честь – Перемены всё же есть… С многим прочим наряду, Нас обходят супостаты Отношением зарплаты К совершённому труду. И не в дроби даже суть – Выбран нами ложный путь!
27
Дробь возможно увеличить, Знает это всяк читатель, Повышая ли числитель, Уменьшая ль знаменатель. Супостат смекнул давно: Путь второй – одно… И, не дав себе вздремнуть, Прочно занял первый путь. Вспоминать страшнее пытки, Но наука превозносит: То, что прибыль им приносит, Принесёт нам лишь убытки. Резюме не за горой – Нам достался путь второй.
28
Сам подумай, разве дело: Пальцем в палец не стучать, Ничего почти не делать, А зарплату получать? Мы ж платили сплошь и рядом Честным людям, казнокрадам, Инженерам и врачам, Спекулянтам и рвачам – Всем поровну, спра-вед-ли-во. Вознося идею эту, Извещали всю Планету: Вот у нас какое диво! Безмерно дорог для страны Зловещий лозунг: «Все равны!»
29
В чём главный смысл моей эпохи? В ней всё задумано отлично, Но как исполнено всё плохо!» --«Задумка ваша не нова, Не обессудь мои слова: Порой мне кажется – марксисты Все от рожденья утописты. Прикрывшись Маркса головой, Они вещают безупречно, Что во Вселенной всё не вечно, Хоть сам марксизм – вечно живой. И вновь, и вновь всё тот же «изм», Ну, чем, скажи, не догматизм?
30
Вы от ошибок все устали, А в чём причина вашей муки? Вы по ученью строить стали, А надо б строить по науке! Пришла пора расставить точки, Ученье строят одиночки: Ученье есть – и имя есть, В науке ж всех имён не счесть. Осталось мне сказать всего Одну строку по этой теме: Да разве ж можно жить по схеме?!» Один лишь миг – и нет его. Исчез. Растаял. Где же он? …На том закончился мой сон.